Это моя третья попытка спокойно описать прошедший год. Первые две закончились бы порванный бумагой, если бы я не набирала этот текст на ноутбуке. Впервые в жизни я не знаю, что написать на такую свободную, казалось бы, тему.
Забавно, что всю глубину ситуации с моим сыном я осознала как раз в прошлом апреле. Я проверила записи в своем дневнике – первая запись «об этом» датирована первым же апреля.
И больше забавного в этой теме нет. Плюсы есть, новые возможности и открытия есть, вызовы – есть, и масса! А забавного нет.
Лично мне год в спектре дался нелегко. Было все: и ступор, и приступы бурной деятельности, и слезы, и радости. Год был, на мой вкус, перенасыщен эмоциями и острыми темами. Я бы с радостью вернулась в «додиагнозное» состояние жизни и ворчала на чрезмерную активность и шилопопость малыша, уставала бы от него и от быта, сидела бы дома… Но я не могу. И, наверное, уже никогда не смогу – то, что я увидела/прочувствовала/осознала за этот год, нельзя забыть или окончательно проработать с психологом. И закрыть глаза на это тоже не получится.
Муж настроен более спокойно: «Мне сложно выделить этот год как что-то уникальное из все 2.5 лет с момента рождения ребенка. Может быть, я просто всегда уверен, что с сыном все будет хорошо и правильно, а может просто не задумываюсь о плохом. Да, в последний год мы стали гораздо больше заниматься ребенком — занятия, доктора, терапия и т.д., — но я не могу вспомнить момента, когда бы я этому ужасался.»
А бабушку я не успела спросить. Но она у нас сердце, мозг и идейный вдохновитель всего комплекса реабилитационных мероприятий – ее ответ на 98% предсказуем: что-нибудь умное, что-нибудь грустное, много энергии и оптимизма, пара-тройка новых идей.
Сына я пока что об этом не спрашиваю – слушаю его, наблюдаю за ним, стараюсь уловить мельчайшие движения его мыслей. Он за этот год вырос, окреп и похорошел. Там, где недобираю я, он ведет себя сам и добирает нужное – мне остается лишь прислушаться к нему и его потребностям (и чаще всего для полного понимания мне требуется очередной учебник). Он стал заглядывать близким в глаза и улыбаться. Когда он все-таки говорит, его голос звучит как музыка. У него появились игры, а в играх – зачаточные сюжеты. Он понимает явно больше, чем раньше. Он спонтанно копирует папу. Как-то само собой получилось, что особый ребенок, трудный ребеной, дорогой (во всех смыслах) ребенок стал самым постоянным источником радости для всех нас, а время, проведенное с ним, – истинным счастьем.
«Жизнь в спектре» открыла мне новые глубины ада и новые вершины рая одновременно. И теперь для меня все и везде такое: у каждой монеты две стороны, у каждого явления два полюса. Кроме того, внезапно все обрело смысл: есть смысл отдыхать, есть смысл читать книги в метро, есть смысл работать, есть смысл жить счастливо… И это не какие-то метафизические смыслы, а вполне конкретные: хочешь адекватную реабилитацию – читай книги на ходу, хочешь обучать ребенка новому – создавай как можно больше радостных и счастливым моментов (ведь именно на подъеме обучение дается особенно легко), хочешь консультации специалистов – заработай на них, хочешь избежать выгорания – отдыхай. Пожалуй, именно за эту простоту я искренне благодарна мирозданию. Не надо думать о великом и абстрактном, не надо задаваться риторическими вопросами – надо просто делать.